Андрей Деллос

Мне повезло – в 80-х годах мне удалось застать тот легендарный Париж, который вызывал такой восторг у великих творцов этого мира. В чем было его волшебство? Прежде всего это был город нескончаемого праздника и веселья. Возможно, это был восторг первого открытия. Но если даже это иллюзия, то почему вместе со мной начиная с XVIII века ей поддалось огромное количество людей, которые оставили об этом разнообразные свидетельства? Что изменилось сегодня и сохранился ли в Париже его неповторимый шарм? Для меня Париж – всегда Париж. Главное, остался чарующий пейзаж, заполненный до краев дивными произведениями всех видов искусства, – и целой жизни не хватит, чтобы всем эти насладиться сполна. И, на мой вкус, в этом ему проигрывают и горделивый, немного провинциальный Лондон, и притягательный Нью-Йорк, и чудесные музеи под открытым небом – Рим, Флоренция и Венеция. Париж соткан из какой-то другой жизни, которую можно постигать только в долгих прогулках, отдаваясь волшебству искусства и не поддаваясь бесчисленным клише. Например, о том, что Париж – гастрономическая столица мира и французы – это про гастрономию. По моему опыту, прилично поесть в Париже негде и, подозреваю, никогда особенно и не было. Париж для меня – про искусство, причем невероятного, практически ювелирного уровня, во всем. Французы потеснили как своих гениальных учителей итальянцев, так и вечных соперников по точной многотрудной работе – мастеров из Германии. И даже тот ад, который устроил мэр города Осман, снеся во второй половине XIX века большую часть старого Парижа, сыграл на пользу расцвету нового стиля.

Французские мастера прошлого обладали тем таинственным качеством, которое потом назвали «шик». Если говорить о его сегодняшней участи, то она печальна – пальма первенства давно уж не в Париже, а никем не подобранная валяется где-то на мостовой. Во времена кризиса все боятся к ней притрагиваться, и страшно подумать, что в результате бегства именно от уровня искусства во всех люксовых сферах на ней окажется надпись Made in China. Нас всех скоро накроет «общеамазоновская» волна ширпотреба, но, возможно, эта неизбежность и порождает бунт тех, кто хочет сделать наперекор и во славу мастеров, которые создали чудо по имени Париж.

Например, нас это подвигло сделать наш «Пушкинъ» в Париже как ювелирную шкатулку, достойную великого города и его истории. Хотелось показать, что можно уйти от экономвариантов псевдороскоши и подарить людям нечто живое: все сделано вручную и дышит жизнью. Вообще, это очень важно для настоящего искусства в городе – быть не царственным, «элитным», а живым, человечным – и в этом смысле Париж уникален. С открытием «Пушкинъ» я убедился в том, что люди безумно истосковались именно по этому: очередь на улице была почти на полтора часа. Конечно, есть в Париже и рестораны, и кафе, где сохранился дух времени: Le Grand Véfour или Brasserie Le Dôme. Но вообще-то парижский стиль в прославленных кафе весьма специфичный: ну, скажем, как с тобой общаются официанты – то ли комплименты говорят, то ли в физиономию плюют. Ведь мало кто знает, что высокомерие в обращении составляло главный шик в парижском стиле и в XVIII–XIX веках всячески культивировалось, а в ХХ веке было доведено до остроты лезвия бритвы. Это и есть апофеоз «парижскости» – мы, мол, играем в свою игру, никого не приглашали, а если не нравится – нам плевать. Это и притягательно, и отталкивающе одновременно. Как и все остальное искусство, это зачастую деградировало до обычного хамства, но те, кто желает уловить специфику Парижа, должны это понимать.

Если же говорить об истинно великих отелях, то их, так же как и мифической гастрономии, в Париже почти не осталось. Есть лишь два исключения – классические гиганты жанра, в которых и происходит жизнь на высоком парижском уровне всех состоятельных людей. Это Plaza Athénée, ресторан которого украшает яркая кухня Алена Дюкасса, и Bristol, где творит один из лучших поваров Франции Эрик Фрешон – уникальный человек, прошедший путь от простого повара до одного из самых удивительных шефов нашего времени. Я давно с ним знаком и знаю, что в его преображении есть чисто французская причина, которая называется cherchez la femmе. И главный секрет его кухни – тот самый баланс между классикой и авторской индивидуальностью, который и дает ощущение искусства вообще и французского вкуса в частности. В общем, это музыка – и слова тут бессильны… Есть и третий гранд-отель, который вызывает всеобщее любопытство – знаменитый Ritz на площади Vendôme, недавно открывшийся после реставрации. Интерьеры достойны всех похвал – к счастью, они не пошли по проторенной дорожке осовременивания и сохранили консервативную буржуазную роскошь. В отеле очень энергичное руководство, так что будем надеяться, что легенда парижского стиля сохранится.

И все же, рассказывая о Париже, я всегда говорю одно и то же: здесь есть бесценное сокровище, на которое не хватит и нескольких жизней, но именно ему и нужно посвятить все свободное время. Это Лувр. И вот контрольный вопрос: назовите хотя бы 25 экспонатов этого музея, которые вы хорошо знаете. Каков ответ, легко догадаться. И если вы не приехали в Париж влюбленной парочкой, которая целуется до одурения на берегу Сены, поверьте, время, проведенное в Лувре, будет вспоминаться как сокровище на все времена. Я убежден, что создать образ своего Парижа через искусство – это самое увлекательное, чем тут можно заниматься. Главное, не доверять глупым стереотипам. Ну, например, главная фобия последних лет – засилье мигрантов. Полный бред! Париж – город, настолько наполненный своим уникальным содержанием, что он поглощает любые, даже кардинальные вмешательства в любой сфере. Это его ключевое качество. Да, все то, что раньше составляло гордость нации, сферу роскоши и т. д., накрыто волной дешевого ширпотреба и полным отсутствием идей, стиля и т. д. Но сила и счастье Парижа в том, что он это проглатывает – и остается прежним. И тут нужно сказать, в чем секрет: Париж любит современность и не боится ее – это не город-музей, как Венеция или Флоренция. Здесь всегда полно скандальных современных построек – начиная от Эйфелевой башни и кончая кварталом Défense или стеклянной пирамидой Лувра. Вообще, скажу так: стремление к моде – это явление положительное, хотя и весьма опасное, и все французское искусство тому подтверждение. Настоящей страстью Людовика ХIV была мода. И как результат – уничтожены драгоценнейшие памятники Ренессанса и раннего Барокко, но на обломках старого возникает Версаль и совершенно новый великолепный стиль во всем. Или тот же барон Осман, внушавший всем, что перед разрушением старого Парижа все памятники эпохи Людовиков были разобраны. Но тогда уже делали фото, и они свидетельствуют о варварском характере уничтожения. Зато теперь у нас есть тот современный Париж, который все так любят, полагая, что так всегда и было.

Наверное, именно понимание этой национальной страсти к новому как хорошо забытому старому и подвигло меня на открытие «Кафе Пушкинъ» именно в Париже. И я не ошибся. Я страшно благодарен французам за то, что они проявили такой горячий интерес к открытию и даже не спрашивали меня, как это обычно было в Москве: «Как можно есть во дворце?» Им нравится есть во дворце – потому что всем безумно надоел псевдодизайн из пластика и стекляшек, и прошлое для них – не декорация для псевдожизни, а необходимость подтвердить свое достоинство, свой вкус, свою историю. Так что Париж – живое, постоянно меняющееся отражение как великих свершений прошлого, так и бесконечных феноменов нового, которые французы встречают всегда с энтузиазмом или как минимум спокойно и беспечно. Мне кажется, есть чему поучиться.